В тюрьме ему досталась сырая одиночка размером два на четыре, в которой от нестерпимой вони невозможно было ни есть, не спать. День начинался в шесть утра с ее уборки, после чего, чтоб отработать порцию баланды, он должен был часами, безостановочно, рискуя переломать руки, вращать деревянный механизм, превращавший пеньковые верёвки в паклю.
«[COLOR=darkblue]Но хуже голода и бессонницы, - пишет Уайльд, - была бесчеловечность. Я знал, что Церковь осудила уныние, но сама по себе даже эта мысль казалась мне совершенно фантастичной – я думал, что лишь монах, который ничего не знает о жизни, может счесть это грехом. Я жаждал смерти. Это было мое единственное желание. Когда, пробыв два месяца в тюремной больнице, я заметил, что мое телесное здоровье постепенно улучшается, я был вне себя от ярости и решил покончить с собой в тот день, когда выйду из тюрьмы[/COLOR]».
И в этот момент кредиторы не поленились вытащить его из застенка на новый суд, чтобы придать законные основания тому, что, по сути, уже было сделано. Чтобы описать дом, пустить с молотка картины, библиотеку и мебель, наложить арест на все доходы, даже на те, которые, возможно, принесут Уайльду будущие его постановки и публикации. Но, как ни парадоксально, процесс о банкротстве принес Оскару и первую радость: «Когда в сопровождении двух полицейских я, понурив голову, проходил в наручниках, [COLOR=brown]Робби[/COLOR] (Оксфордский ученик Уайльда, молодой литератор Роберт Росс) [COLOR=brown]ждал в длинном мрачном коридоре, чтобы на глазах у всей толпы, которая притихла, увидев этот простой и прекрасный жест, – снять передо мной шляпу[/COLOR]».
[B][COLOR=brown]Люди попадали в рай и за меньшие заслуги. Движимые таким чувством, такой любовью, святые становились на колени, чтобы омыть ноги нищих, или склонялись к прокаженному, целуя его в щеку. Когда Мудрость оказалась бесполезной, Философия – бесплодной, а присловья и избитые изречения тех, кто пытался утешить меня, были как прах и пепел в моих устах, [U]это смиренное и неприметное деяние Любви отворило для меня все родники жалости, заставило пустыню расцвести розами, избавило меня от горестного одиночества изгнанника и воссоединило меня с израненным, разбитым и великим сердцем Мироздания.[/U] [/COLOR][/B]
Редкие свидания проходили так: заключенного запирали в металлической клетке или деревянном ящике с небольшим отверстием, через которое едва можно было бросить взгляд. В такую же клетку сажали друзей. «[COLOR=red][B]Там, где пребывает Страдание[/B][/COLOR], - улыбался им Оскар, –[COLOR=red][B]там священная земля[/B][/COLOR]».